В путь!

Когда приходит время ехать — мы едем. Едем туда, куда нас зовут, туда куда подует ветер. Самолетами, поездами, автобусами и троллейбусами, попутками, пешком и как получится.
Мы — уличный театр, артисты, балаганщики, немножко волшебники. Мы ничего не ищем, просто позволяем путешествиям произойти.
Когда выходишь из дома, говоришь себе «ну, в путь», в этот момент все определенности пропадают, когда начинаешь путешествие — никогда не знаешь, куда оно тебя приведет. И в этом чудо, в этом легкость, в этом любовь.
…Ночью туман (кто нас ведет? это полный провал…), утром туман превращается в белые цветы, днем белые цветы превращаются в белых бабочек, вечером бабочки превращаются в туман. «Уроните меня в лес…»

Стамбул
Первый день в Стамбуле прямо-таки обрушился на меня. После суток без сна (перелет был сложный, с шестичасовой пересадкой в Киеве) все вокруг воспринималось как сюрреалистичное сновидение: крутобокие запутанные улицы, нагромождение мечетей, домов и вновь мечетей, Босфор, запах рыбы, шумный и людный Истекляль, рассекаемый звонким доисторическим трамвайчиком, сумасшедшая девушка, коты, крыши, утренняя минаретная молитва, прекрасная, как восход солнца над морем 🙂

Хостел — это перекресток ветров.  Аргентинец — ходит по разным странам пешком. Выезжает из городов на автобусах, а потом «бай фит» вдоль и поперек.
Весьма пожилой канадец Юра уже четыре года путешествует по миру, с тех пор как его жена и дочь погибли в автокатастрофе. Психотерапевт-гипнотизер, предложил Наташке сеанс от курения (отказалась). Работал по кабакам с гипноз-шоу. Собирается ехать из Стамбула в Египет и устроиться там консультантом по дайвингу. Свободно говорит по-русски.
Юный австралиец вчера вечером напоил всю нашу тридцати-кроватную комнату польской водкой и показывал фокусы с салфеткой. Мечтает поступить в МГУ и жить в Москве. Мы с ними вряд ли когда-нибудь еще встретимся.
Ходили сегодня с Наташкой по Истиклялю на ходулях. О, этот безумный-безумный Стамбул! Улица приняла не сразу, два раза нас прогнала полиция, но на третий нашли чудесное теплое местечко. Турки —  замечательные зрители, а у женщин в хиджабах такие прекрасные глаза! Более приветливой и веселой публики я, пожалуй, пока еще нигде не встречала. Заработали на полтора хостела или на два обеда :).
В какой-то момент, когда Наташка курила на кактусе, к нам подошел старый турок-музыкант (с волынкой(!) ну или с чем-то вроде того. По-английски он не говорил, как-то объяснялись на пальцах. Спросил не цыгане ли мы, и очень удивился, когда мы ответили: «Москоу, раша!». Потом цыкнул и сказал: «Нет, вот она (на Наташку) руссия, а ты (на меня) — туркишь». Сфоткался с нами и пошел играть на своей волынке.

На пути в Каппадокию проснулись в 5 утра на заправке (спали в машине) от того, что турки… танцуют! Приехало автобусов пять, все вывалили на улицу и давай плясать под дудук и барабан (музыканты живые). Вроде не свадьба, а просто так и все (внимание) трезвые! :). На пути в Каппадакию нас постоянно поят чаем из турецких чашечек, похожих на цветочные бутоны, и принимают за европеек. Турки — прекрасные и удивительные люди. Смотритель церкви, почти не говорящий на английском, не отпустил нас без чаепития: «сначала чай, потом — церковь».

Каппадокия — без комментариев. У меня пока просто нет для этого слов.

Ночью ко мне в кроватку пришла спать хостельная беременная киса. Теперь у меня есть мой маленький внутренний цирк, который я буду потихоньку заполнять артистами и чудесами. Первые в моем воображаемом цирке — дрессировщица кошек и пять ее приемных котят, встречаем!

В прошлом графиня, она бежала в Стамбул от жестокого нелюбимого мужа. Семь недель она скиталась по притонам, спала в ночлежках, проматывала остатки скудного состояния в опиумных барах, отдавалась мужчинам за еду и ласковые слова. Однажды, ночью, когда графиня вступила в лунную фазу, к ней в кровать пришла беременная кошка и с тех пор ночевала с ней, где бы та не оставалась. Через несколько дней киса родила семерых котят, лежа у графини на животе.
Говорят, с тех пор графиня начала понимать язык животных, а половина ее души навсегда перешла на другую сторону, ту, где не существует человеческого языка.

В моем внутреннем цирке обязательно будет старый турок работать реквизитором. Мустафа — старьевщик в десятом колене, сам всю жизнь продавал, менял и скупал всякий хлам по всей Турции. Со своей деревянной телегой он исходил всю страну вдоль и поперек и за свои восемьдесят девять лет насмотрелся таких диковин, что теперь с легкостью читает по вещам. Ему достаточно одного взгляда на ваши часы, заколку или колечко, и Мустафа расскажет, откуда эта вещица, как к вам попала, даже предскажет по ней ваше будущее.

И еще. В моем воображаемом цирке никогда и ни при каких раскладах не будет продавца воздушных шаров Томаса…

Вильнюс
Вильнюс — окаменевшие сказки старого города.

Некоторые улицы Вильнюса похожи на русла пересохших рек. На целые ущелья с перекинутыми где-то наверху от одного края до другого каменными мостами. Подводные жители Вильнюса зачастую напоминают рыб.

Неделю жила в Вильнюсе в театре старого города, одна. Временами забегала Лайма и вновь уносилась по своим неведомым делам. Иногда мне кажется, что Лайма — лесная колдунья, в кладовой у нее волшебная метла, а когда она где-то пропадает – значит, собирает коренья в лесу или заговаривает воду. В театре холодно и тихо, можно вылезти на самую крышу к облакам и птицам и выпить чаю.

По ночам в театре особенно таинственно. В темноте под самой крышей мне померещилось, будто бы огромный мотылек залетел в комнату и бьется своими мягкими крыльями о косой потолок.

Оказывается — дождь пошел.

Карусель циклона с дождями, похолоданиями

Прозрачные намеки на сентябрь, город в слезах, расстояние –

Только повод для расставания.

В сонной кафешке на столе стояла ваза.

В вазе — бумажный букетик.

Сидела, думала о вещих снах,

Запивала вином счастливый билетик

Клима Недуб

2012 год