Глава 3. Дорога любви.

«Вот теперь я по-настоящему счастлива!» — сказала она и рухнула лицом в мягкий ковер из травы, обильно сдобренный лошадиными и козьими… эээ…ммм… ну, вы поняли.
Так можно было бы начать эту главу.
Но, боюсь, тогда для большинства читателей на этих строках и эта глава, и вся книга закончились бы. Да и моя репутация культурного и образованного человека дала бы глубокую трещину. Уставший от серой и грубой обыденности читатель ждет чего-то, что уведет его чуть дальше, за горизонт, ведь он уверен, что именно там, за горизонтом, и есть ОНА – настоящая красота, настоящая жизнь… Всегда – ТАМ и так редко – ЗДЕСЬ… В процессе жизни мы как-то незаметно для себя свыкаемся с мыслью о том, что все лучшее – это ТАМ и ЗАВТРА, и так незаметно проходит наше ЗДЕСЬ и СЕЙЧАС…
Так что, чтобы не разочаровать читателя (а если разочаровать, то не сразу), начну-ка я эту главу как положено, с чего-то более приличного, чем лошадиные… ммм… ну вот, кажется, опять… Простота жизни со всей неумолимостью прорывается сквозь три высших образования и желание казаться чем-то более высоким и утонченным.

25 апреля 2016 года. Восхождение.

…Индия есть Индия. За годы путешествий по этой благословенной стране я научилась самому главному для себя – ты ничего не контролируешь и ничего не можешь заранее четко спланировать. Все будет как будет и твоя задача – просто отдаться потоку, иногда лишь подгребать руками для более комфортного прохождения поворотов. Для меня это действительно было самым главным – в моих «заводских настройках» была одна сплошная третья чакра, которая требовала структурирования, логики, четкости, и чтобы всё «тютелька в тютельку». Индия со всей своей простотой и естественностью показала мне, что тютельки – нет, и не будет, и у меня есть выбор – либо бороться с Пространством, что заранее было обречено на провал, либо – отдаться потоку и… обнаружить, что тютелька, оказывается, есть. Только выглядит она несколько иначе, чем ты предполагала. Если ты будешь внимательной, то увидишь как миллиметр за миллиметром Мироздание открывает тебе свои секреты и другая, более совершенная тютелька предстает перед тобой во всей своей неописуемой красоте и… логике, не поддающейся никакой логике… Той логике, которая выше, сильнее, глубже, красивее, мудрее и тоньше всяческих интеллектуальных раскладов…

…Не зря говорится, что в природе есть всё. Ну, то есть вообще всё. Даже проводники в горы. Поэтому когда на нас прямо откуда-то снизу из горных кустов вышло прекрасное юное создание с длинными тощими ногами и огромными, чистыми, сияющими детскими глазами, выделяющимися на фоне чернющей кожи как два озера, я даже не удивилась.
— Ты случайно не проводник?
— Да.
— Сколько стоит дойти до Триунд Хилл?
— 500 рупий.
— Ты свободен?
— Да.
— Поведешь нас?
— Да.

Всё как я люблю – просто, коротко и ясно.

К тому моменту мы уже пятнадцать минут ожидали своего опаздывающего проводника, с которым договорились накануне. Причем опаздывающего дважды.
Сначала он опоздал ко встрече, назначенной на 8.30 в Нижнем Бхагсу – откуда мы должны были начать 9-ти километровый треккинг – подъем на Триунд Хилл. Стандартная для Индии в таких случаях процедура – названивание гиду, телефон которого вне доступа, названивание Кульдипу, с которым я договаривалась о гиде, стандартное «Ах, пождите, он будет здесь через две минуты»… За девять лет путешествий по Индии я хорошо выучила, что такое индийские две минуты. Поэтому я решила, что начало пути, которое нам известно, первые километра три, мы пройдем без гида и встретимся с ним уже у отправной точки основного маршрута – на площадке Храма Галу (Galu Temple). Поскольку местные гиды все равно бегают по горам быстрее чем мы, то даже если он сильно опаздывает, то мы будем у Галу Темпл примерно в одно время. А может у него есть скутер и он доберется не по горам, а по дороге, или его подбросит кто-то, ну в любом случае мы там будем примерно одновременно.
Мы добрались до Галу Темпл за обозначенные сорок минут и расположились на его ступенях, греясь на солнышке. Прошли «джентльменские» пятнадцать минут ожидания, а гида все не было. Терять время в ожидании не хотелось, тем более что подъем непростой, ни я, ни моя спутница никакой подготовки не имели и сколько займет подъем – сказать трудно, а в 5 вечера нужно уже быть дома, чтобы успеть на вечерние процедуры. Я уже обдумывала вариант похода без гида или поиска другого гида. Нет, я понимаю, что для нормального человека фраза «найти гида, сидя в безлюдном месте в горах» звучит несколько непонятно.
Но, во-первых, место было не так чтобы безлюдное. Это была отправная точка маршрута восхождения на Триунд Хилл, и здесь стоял ободранный тент, в котором продавали чипсы и воду тем, кто поднимался на гору. И даже были два индуса, которые наверняка знали по-английски целых два волшебных слова: «Guide to Triund» (Проводник до Триунда) и могли позвонить кому-то из местных, кто подрабатывал проводниками. Во-вторых, это же Индия. Страна, которая живет по каким-то своим «законам природы», с которыми я уже успела соотнестись и подружиться за эти годы… Просто сформируй свое искреннее разумное желание, обоснуй его, вежливо попроси, и — отдайся потоку. Все придет (и чем чаще и чище ты будешь это практиковать, тем быстрее будет приходить).

Так что, когда спустя всего лишь пятнадцать минут ожидания, на нас «из кустов» свалилось это очаровательное создание, я сразу поняла что это снова Пространство послало нам очередной бонус. К тому же обозначенная внезапно появившимся проводником цена оказалась вполовину меньше той, о которой мы договорились с нашим гидом – ну, в общем, не воспользоваться подарком не было никакой возможности.

…Дорога на Триунд Хилл оказалась довольно-таки широкой горной тропой, вполне себе комфортной и простой, даже намного проще, чем дорога на водопад, куда мы ходили раньше – там это была узенькая тропка, проходящая иногда по обрывам и камням. А тут – целый проспект. Так что первые километра три от Галу Темпл дались легко. К слову сказать, особенно приятными они выглядели по сравнению с теми тремя километрами, которые нам пришлось подниматься из Бхагсу до Галу Темпл – почему-то мы тот подъем не любили. Хотя он был вполне культурный, и большая часть пути выложена даже плитами-ступеньками, вроде бы идти просто. Этот путь пролегал через многочисленные гест-хаусы Верхнего Бхагсу и его ежедневно проделывали их постояльцы и, кажется, совершенно не испытывали при этом никакого дискомфорта. Но мы шли по этой тропе второй раз и второй раз эти три километра нам давались трудно.
Так что теперь мы бодро шли по широкой и можно сказать пологой тропе до Триунд Хилл, любуясь открывающимися видами.
А виды открывались один восхитительнее другого. Сначала – вид на весь Маклеодгандж с его красными крышами и бело-желтыми куполами резиденции Далай Ламы. Потом – на всю долину Кангра, на поля, расположившиеся «ступеньками» прямо в горах и манящие своим каким-то домашним уютом и покоем. Почему-то мне вспоминалась старая-старая реклама сливочного масла, где показывали совершенно расслабляющий пейзаж Новой Зеландии, со словами про то, что здесь «коровы круглый год едят свежую траву и пьют чистую воду». Вот такие ощущения у меня и возникали. Потом – ущелья, обильно поросшие огромными хвойными деревьями с мягкими лапами; огромные валуны, словно «недокатившиеся» сверху с гор и так и застывшие здесь навечно; деревья с большими цветами, в основном красными, так призывно раскрывшимися под солнцем, словно призывающими тебя уткнуться носом в самую сердцевину и вдыхать, вдыхать аромат из смеси пряного запаха, солнца и горного воздуха.
Кажется, здесь было всё, чтобы путник мог обрести покой (даже удобные кресла из камней и деревьев).
То и дело приходилось смотреть под ноги – божьи коровки, приземлившиеся на дороге передохнуть, маленьким вертолетиком вдруг неожиданно взлетали прямо из-под сандалий.
— У меня пассажир! – Женя, моя маленькая хрупкая спутница, бережно «несла» на своей футболке сокровище с красными крыльями и черными пятнышками. На футболке был нарисован ежик из старого мультика про ежика в тумане, и вместе вся эта троица – божья коровка, ежик и Женя – смотрелись очень трогательно.
— Это не пассажир, Женя, это твои крылья. Сейчас она расправит свой вертолетик, зацепится лапками за футболку и донесет тебя до самого Триунд Хилла…

Километра через три начала ощущаться усталость и пришлось признать, что дорога хоть и пологая, но все-таки это подъем в гору. Дорога из широкой и пологой стала превращаться в каменную тропу и подъем становился круче. Он по-прежнему оставался легким, но пройденные до этого 6-7 километров и отсутствие подготовки давали о себе знать. К тому же я и моя спутница обе проходили лечение здесь, во время которого самая большая разрешаемая нагрузка – это мягкая йога по утрам и книжка в кресле на солнышке, и уж точно никакой не горный треккинг…
Моя юная миниатюрная спутница чувствовала себя бодрее. На мне же сказывались две предыдущие бессонные ночи, двенадцать лет разницы в возрасте, двадцать килограмм разницы в весе и самое главное – я была в той фазе лечения, когда болит все и двигаться не хочется вообще. Ну то есть совсем. Утром я проснулась с жуткой болью во всех мышцах, как если бы до этого несколько часов кряду провела в фитнесе на тренажерах, еле сползла с кровати, стиснув зубы вытерпела утренние процедуры в виде избиения горячими масляными мешочками и теперь вот это всё пыталось преодолеть 9-ти километровый подъем в горы…
Мне приходилось все чаще останавливаться, чтобы отдышаться. И всякий раз то сверху, то снизу, откуда-то из-за деревьев доносилось: «Yes, common! You can do it!» (Да, давай, ты можешь это сделать!) – это были группки тех, кто тоже поднимался или уже шел обратно. «I hope so, I’m still alive!» (Я надеюсь на это, я до сих пор жива) – и бурная ржачка с обеих сторон. Остатки моих и без того не самых густых кудрей, измученные ежедневным промасливанием и мытьем два раза в день сейчас торчали в разные стороны как антенны и выглядели совершенно комично даже на отражении тени, не говоря уже о том, как это было в реальности. Взмокшая и уставшая, с торчащими из головы антеннами, но тем не менее пытающаяся отшучиваться – конечно, я вызывала совершенно искренний взрыв хохота тех, кто пытался меня подбодрить. Это было так искренне и так по-доброму, что придавало сил как раз добраться до следующей кучки «группы поддержки» — снова хохот, и снова еще пара сотен метров остались позади… И каждый раз после таких встреч – желание плакать. Столько в них любви и доброты, совершенно безусловного тепла и поддержки. Столько в моей жизни не было еще. Чтобы вот так вот, сразу и много, отовсюду, от всех, со всех сторон, тонны любви всего лишь на какие-то девять километров. Для меня эта дорога стала дорогой любви. Даже сейчас, когда я пишу это, ком из груди поднимается и просится пролиться наружу слезами благодарности и счастья.

— Only two hours more! (Всего-то еще пара часов!) – на меня сверху летело что-то огромное и ярко-желтое. Это была невероятных размеров грудь, на ней – черная футболка, а на ней – гигантский желтый смайлик, таких же невероятных размеров как и грудь. За всем этим великолепием даже не сразу удается разглядеть их хозяйку – жизнерадостных форм молодую индианку, уже несущуюся вниз. Ее улыбка была такой же яркой, солнечной, безапелляционной и всеобъемлющей, как и гигантский смайл на футболке, и все вместе они представляли из себя несущийся с горы гигантский шар позитива.
— Noooooooooooooooo!!! – я сделала большие такие «специальные» глаза, и мы обе захохотали от души.
Мой проводник, испугавшись, что от этой новости я скопычусь прямо вот сейчас, прискакал на своих тощих длинных ногах и замахал руками: «нет-нет, не больше часа, даже меньше!». Это было так искренне, его и без того огромные глаза-озера стали еще больше и ярче на фоне черной кожи, что я едва удержалась чтобы не обнять его и не сказать что-то вроде: «не дрейфь, дружок, я на самом деле не такая развалина, как выгляжу. Если будет нужно, я и тебя понесу на себе, вместе с твоими длинными тощими ногами».
…Уже виднелась конечная точка маршрута… Покрытый мягкой зеленой травой, как ковром, холм; пара орлов, танцующая в небе над ним свой танец, лазурное небо… Меня уже не беспокоила усталость, в голове была лишь одна мысль: «Только бы это была она…»
Мне хотелось, чтобы это была именно она, та самая гора.
С балкона комнаты, где я живу, открывается вид на гряду гор, а за этой грядой можно увидеть макушку другой горы, покрытой снегом. Несколько раз в день она то чуть больше, то чуть меньше появляется из-за гряды закрывающих ее гор, всякий раз показывая себя по-другому, со всей степенностью, спокойствием, глубиной и мудростью, на которые способны только Гималаи. Как это возможно технически – то есть как можно, стоя на одном и том же месте, глядя под одним и тем же ракурсом, видеть одну и ту же вершину горы все время разного размера и с разных сторон – мне осталось непонятным. Такое ощущение, что она живая и передвигается с места на место, или то чуть вырастает выше, то как бы прячется как человек, пытающийся выглянуть с балкона незаметно.
С этой горой я тесно связана. Каждый день, несколько раз в день я проводила свои медитации, обернувшись к ней лицом. Каждый раз перед медитацией смотрела на нее, пытаясь понять, что сегодня она хочет до меня донести, а потом закрывала глаза и этот образ оставался в моих медитациях. Здесь же, на фоне этой горы, возникали образы моих клиентов, с которыми я проводила дистанционные сессии; отсюда, почему-то всегда слева, появлялся образ Махатмы и сюда же, куда-то внутрь этой снежной вершины, кто-то из клиентов уходил, уводимый за руку Наставником, а кто-то словно растворялся в черно-снежном величии.
И вот все эти десять дней (всего-то десять дней, а, кажется, уже вечность прошла), глядя на эту снежную вершину, я мечтала приблизиться к ней. Увидеть ее не из-за гряды закрывавших ее гор, и не макушку, а всю целиком. И почувствовать всю ее целиком.
И когда я услышала, что самым главным приключением, за которым в Бхагсу приезжают люди, считается треккинг на Триунд Хилл и маршрут дальше, мне очень захотелось, чтобы Триунд Хилл оказался той самой горой или местом, откуда она видна.

Все десять дней я пытала местных, где же точно находится этот Триунд Хилл. В ответ мне неопределенно махали рукой куда-то в сторону вершин. Поняв, что ответа я не дождусь, я успокоилась и загадала желание: «пусть это будет она, эта самая гора».

Где-то на половине нашего пути стало понятно, что мы движемся именно в направлении той горы – она, точнее ее верхняя половина, открылась ярким, четким белым рисунком в обрамлении чистейшего неба и темно зелено-синих сосен, покрывающих соседние горы. Она была очень далеко, по ощущениям – несколько дней пути, но я надеялась, что поднявшись на Триунд Хилл, мы увидим ее еще чуть ближе.

Последние пара десятков метров. Ковер из густой коротенькой ярко-зеленой травы, нависающие сверху валуны и эта пара орлов – все это веет каким-то невообразимым спокойствием и гармонией. Я вдруг поняла, что мне хочется постоять здесь, не доходя до самой финальной точки – пришлось признаться себе, что я просто боюсь того, что не увижу ее, моей горы. Наш маршрут все время петлял, горы могли вырастать совершенно неожиданно и в итоге она могла оказаться закрытой ими или вообще находиться в другом месте.
— В итоге ты все-таки дошла! – наш проводник смотрел на меня сверху с облегчением. Кажется, у него были сомнения в том, что я на это способна. Он же не был ни запыхавшимся, ни уставшим.
Я поднялась наверх и, кажется, затаила дыхание.
Это была она. Та самая гора.
И была она не где-то далеко, и не вершиной или частью. Она стояла прямо передо мной во всем своем величии, открывшись полностью, спокойно и просто. Сила, мудрость, глубина, покой. По сравнению со всем этим всё, вся наша жизнь, вся наша суета казались мелкими и пустыми. Даже не так. Они вообще казались несуществующими. Надуманными и надутыми, как мыльные пузыри. Их нет. Меня нет. Ничего нет.

Ничего не хотелось. Ни говорить, ни фотографировать, ни даже дышать. Мы обе — я и моя спутница, были голодны, так как вышли без завтрака, но обе почти в один голос сказали: «нет, только не сейчас». Единственное, чего хотелось сейчас — просто сидеть на зеленом ковре, лицом к этой величественной горе, открывшись ей также, как и она нам.
Я сидела и впитывала все то, что она давала каждому, кто обращался к ней – давала спокойно, уверенно и просто. И не могла поверить в то, что я вижу. Нет, не только потому, что это действительно великолепное зрелище. Дело в том, что во время медитаций и дистанционной работы с людьми эта гора вдруг как бы «проступала» через закрывавшую ее гряду более низких гор, и я видела ее целиком. И это была именно та картина, которую я видела сейчас, воочию, не в своих трансперсональных фантазиях, а наяву.
И это было очень важно.
Когда я уезжала, я предложила нескольким людям, которые ходили ко мне на занятия и которых я уже хорошо чувствовала, попробовать поработать дистанционно. У части этих людей был период трансформаций, я понимала, что еду в очень сильное место, и мне хотелось как-то помочь им пройти через свои новые рубежи, использовав энергию Гималаев. Но, по правде говоря, я сама в эту идею не очень верила, и поэтому предложила провести по две сессии, а потом созвониться и понять будем ли мы продолжать. Какого же было мое удивление, когда уже на первых сессиях я поняла, что «что-то происходит». А когда это «что-то» стало подтверждаться собственными показаниями клиентов и настойчивыми просьбами продолжить, мне, честно говоря, стало немного не по себе. С одной стороны это было радостно, что все не просто «работает», а работает так, как я не могла предположить себе в своих самых смелых фантазиях. С другой стороны было страшно. Страшно от осознания того, что всё, весь мир, на самом-то деле – другой. То, что мы видим – дома, люди, предметы, весь этот проявленный в грубой форме антураж – это всего лишь декорации, как в театре. На самом деле всё живет и работает по другим законам. Движутся потоки энергии, которых мы не видим и чаще всего и не ощущаем в полной мере, их – миллионы или миллиарды. У Вселенной есть свои законы, и мы – всего-то лишь ее часть, винтики в одной всеобщей гигантской машине, и мы ничтожно малы не только для того, чтобы управлять чем-то в этом мире, но даже и для того чтобы просто хотя бы осознать хоть часть происходящих процессов. Нет, эта мысль, безусловно, не нова – в среде йогов, эзотериков и прочих «волшебников» и примкнувших к ним мы то и дело об этом говорим. Говорим много и зачастую невероятно красиво, и вроде бы даже как все с этим согласны и всё это понимаем, это часть нашей жизни и вопросов вроде нет. Но когда ЭТО наваливается на тебя во всей своей полноте, со всей своей безапелляционностью, я могу сказать одно – у меня есть вопросы. Я даже более того скажу – у меня куча вопросов. Но в итоге вся эта куча сливается в один большой вопрос: КАК??? Как ЭТО работает? Как функционирует вот это всё, вот эта сложнейшая система, где всё в итоге оказывается в свое время, на своем месте, и действует безошибочно, в той мере и в том порядке, который является единственно верным конкретно сейчас.
Это невообразимо и невыносимо. Именно невыносимо. Как намного спокойнее и проще было бы знать, что всё это, все эти «мультики», которых успеваешь насмотреться за время сеанса медитации– это всё лишь твой «глюк», плод твоего воображения, приятный и сладенький на вкус, откусил, насладился и забыл. Но тут дело обстояло иначе – одно дело, когда «мультик» видишь только ты – можно списать все на горный воздух, Индию, Гималаи, воздействие аюрведических процедур и свою общую расслабленность. Другое дело, когда этот же мультик «показывают» за тысячи километров, в Москве, где нет ни горного воздуха, на Гималаев, ни расслабленности.
«Образ, говоришь, бежит у тебя по вершине горы и готовится взлететь? Ну-ну! Выдыхай, Бобёр!» — мой внутренний критик запасался все новыми и новыми коробками с гвоздями, чтобы как можно надежнее приколотить мою «крышу» к основе. В Гималаях полно марихуаны, может, апрель-май как раз период ее активного цветения и в воздухе полно «чего-то такого»?
И вот теперь я сидела прямо «лицом к лицу», «один на один» с этой горой и видела ее воочию ровно так, как она появлялась в медитациях. И не было ничего — ни страха, ни ехидства, ни сарказма, ни даже восторга от того что «ух ты, так все так и есть!». Да, все есть. Именно так и есть. И ничего больше.
Приняв в себе это осознание, пропустив его куда-то глубоко внутрь себя, я стала осматривать и остальные виды. И даже не смогла выбрать лучший. Каждый был по-своему красив. Куда-то вверх уходили желтоватые песчано-каменные мазки, куда-то за перевал. На солнце они смотрелись как большие куски золота. Куда-то вниз, словно падая, уходили невероятной высоты сосны с мягкими лапами, вниз, вниз, вниз, казалось, до бесконечности. Сама поляна Триунд Хилл была полна тихого спокойствия и благодати жаркого летнего дня в деревне. Группки людей кучковались, кто-то спал, кто-то фотографировался, кто-то готовился к треккингу через перевал, к пещерам, кто-то умудрялся врубить музыку (да, даже здесь). И, тем не менее, ничто не могло нарушить всеобъемлющей тишины этого места.

Через время, наполнившись, вдоволь «настрелявшись» из фоторужья, мы отправились к одной из тентов-палаток, где можно было купить что-то съестное. Выбор, разумеется, был небольшой – тащить на себе на такую высоту разносолы никто не будет. Бургеры, «Магги» и (о, чудо!) рис и дал.
— Женя, ты что будешь?
— Я хочу макарошки.
Это прозвучало очень трогательно. Маленькая Женя хочет макарошки. А я, конечно же, буду рис и дал – разве есть варианты? Разве я могу хотеть эту страшную химическую штуку с кодовым названием «Магги»? Ну конечно, не могу. Как можно-с?
Пока мы ждали еду, мне принесли чай. Я думала, это будет обычный черный чай, из пакетиков. Но это был настоящий масала-чай, с молоком, которое мне во время лечения было нельзя. И по идее надо было отказаться…
Отказаться…Человек минут пятнадцать потратил на то, чтобы приготовить его для меня здесь, на высоте 2975 метров, куда для этого нужно было притащить горелки, баллоны с газом, молоко и воду, все это на себе и на лошадях, которые паслись тут же.
К тому же уже даже на вид было понятно, что чай – вкуснейший. За годы путешествий по Индии я избаловалась, и стала капризничать по части того насколько вкусно приготовлена еда и мой любимый масала-чай, и по виду могла определить насколько это вкусно. И сейчас передо мной стояла чашка вкуснейшего масала-чая. Я сидела на каком-то самодельном топчане, смотрела на свою Гору и прихлебывала горячий нектар.
Как хорошо, что я не отказалась.
И еще. Я прямо сейчас встану и закажу себе «Магги». Да-да, именно так. Эту страшную химическую штуку. Я закажу ее и съем, съем с удовольствием, не меньшим, чем пью сейчас свой «запрещенный» масала-чай. С меня хватит. Всю свою жизнь я только и делаю что отказываю себе. Ведь все должно быть «правильно». Но почему-то от этого я не становлюсь счастливее или здоровее, и уж тем более «просветленнее». В моей голове, душе и жизни, бардак как был так и есть. Вряд ли упаковка «Магги» внесет еще больший хаос.
Я решительно подошла к повару:
— Скажите, а вы уже начали готовить рис и дал?
— Нет еще…
Уфф… иногда индийская неторопливость – это хорошо.
— Тогда не нужно, можно мне тоже «Магги».
Я вернулась на свой топчан и вот только теперь ощутила, что всё – правильно. Вот и именно теперь – всё правильно. В тот самый момент, когда я прекратила насилие над собой и сделала что-то «не так», позволила себе выйти из матрицы.
— Вам «Магги» с овощами или просто? – повар выглянул из своей кибитки.
Ничего себе, тут еще и выбор.
— С овощами.
Минут через пятнадцать перед нами стояли две миски с дымящейся лапшой, сдобренной овощами. И это была не мерзко пахнущая химическими добавками лапша «Магги», которая у нас продается в Москве. Это была вполне себе достойная, обычная, не просто съедобная, а вкусная лапша. Не просто залитая кипятком, а приготовленная на огне с овощами и на совесть заправленная зеленым Чили, она была необыкновенно вкусной.
Иногда нужно выходить из матрицы. Из загона своих установок и ограничений.
Хотя бы чтобы попробовать вкусной лапши.

Уходить с Триунд Хилла не хотелось вообще. Просто нет хотелось.
— Аджай! (так звали нашего ясноглазого проводника). Если хочешь, я заплачу тебе сейчас и ты можешь уже пойти вниз, не ждать нас. Дорога здесь одна, заблудиться невозможно. Мы можем тебя отпустить, чтобы не задерживать, а сами побудем еще здесь.
— Нет, я буду ждать вас.
Наш проводник оказался не только очаровательным, но и ответственным. Бросать нас он не хотел.

Мы побыли еще. Нащелкали еще фотографий. Даже я не удержалась. Когда-то у меня был талант к фотографированию, и мне удавалось делать интересные фотографии самым простым фотоаппаратом. Но в последние лет пять я не делала в поездках никаких фотографий. Я поняла, что пока фотографируешь, уходит вот этот вот момент, это неописуемое чувство того, когда ты именно впитываешь, впитываешь внутрь себя, а не прицеливаешься в поисках фокуса и ракурса. Мне больше не хотелось смотреть на жизнь сквозь объектив.
Пришло время возвращаться назад. В шесть вечера у нас процедуры и мы к этому моменту должны спуститься, отмыться и доползти до процедурных комнат. К слову сказать, сюда мы поднялись за стандартные три часа, если считать от самого Бхагсу. Это было ровно то время, которое обычно занимает подъем – несмотря на то, что последние пару километров я «ползла» как черепаха. Так что у меня был повод себя похвалить – я оказалась не такой развалиной, как мне показалось сначала. И повод задуматься о том, что вместо того, чтобы помогать себе, поддерживать, я последние пару километров только и поливала себя упреками относительно своей физической формы. А реальных причин к тому, как выяснилось, не было. То же самое я делаю и в жизни. И это тоже – матрица. Пора выходить из нее.

…И вот мы спускаемся вниз. Неееееет, мы не спускаемся на самом деле – мы теперь уже летим вниз с горы. Точнее, не так. Мне казалось, что мы летим. Но я посмотрела на идущего далеко впереди проводника…
— Камни как будто расступаются перед ним! – услышала я удивленный голос Жени.
И действительно — тощие длинные ноги не замечали камней. Наш проводник спокойно шел, держа руки в карманах, словно прогуливался по бульвару, и, кажется, даже немного скучал.
А нам скучать было некогда. Теперь был наша очередь. Наша очередь встречать тех, кто добирался наверх.
— Всего сотня метров, давайте, не останавливайтесь!
И радостный возглас тех, кому это было адресовано.
А у меня слезы.
Еще чуть ниже:
— (тяжелая одышка, и воздуху хватило спросить только одно) – Далеко?
— Метров двести всего. Идите! То, что вы увидите там, вы не забудете никогда!
Кажется, это были именно те слова, которые человек хотел услышать. Одышка мгновенно прекратилась, он решительно повернулся и пошел наверх.
И опять слезы. Откуда их столько? Кажется, это проделки доктора – это все уровасти (*прим.: масляная ванна с лекарственными травами на сердечный центр, вид аюрведической процедуры). Я превращаюсь в размазню.
Мы уже «пролетели» самый близкий к Триунду и самый сложный кусок. Странно, почему он показался таким сложным, когда мы поднимались – вполне себе доступный кусок. Мы уже в конце него, а кто-то, кто идет вверх – в начале. Одна и та же точка – для кого-то это конец. А для кого-то – начало. В жизни всегда так.
Прекрасно сложенный, с ровной красивой кожей, с невероятно красивыми чертами лица, густыми длинными волосами до плеч молодой индус остановился и, не в силах ничего спросить, умоляюще смотрел на нас. Это незабываемый момент истины и искренности. Это тот самый момент, когда нет ничего вокруг и внутри нас, кроме истинной мольбы, искренней, отчаянной молитвы. Такое с нами случается редко. В основном пространство нашей души «заштриховано» множеством всего того, что истинным не является. И наши мольбы и просьбы, идущие вроде как «от души», хорошенечко сдобрены слоем эгоизма, грязи или просто недостатка веры.
Но сейчас все было по-другому. Сейчас все было настоящее. Столько мольбы и надежды было в этих глазах. Как если бы это были последние шаги в его жизни и последние минуты.
Потрясающей красоты момент. Момент ПРАВДЫ.
— Десять минут! – кажется, мы с Женей ответили одновременно на этот немой вопрос. Парень выдохнул и опустил вниз голову. Его шикарная грива закрыла лицо, на котором мы успели прочитать смесь из обреченности и надежды.
И так половину дороги вниз. Сменяющиеся лица и глаза, полные то предвкушения восторга, то надежды, то азарта, то усталости, а в конце всегда – благодарности. Не той, формальной, когда мы говорим «спасибо» или модное теперь «БлагоДарю» (выделяя специально «большими» буквами, для пущей убедительности) — говорим, на самом деле не чувствуя этого. А настоящей, идущей из глубины – и потому очень простой и искренней. Такая благодарность наполняет сердца обоих – и того, кому она адресована, и того, кто ее дарит.
Их было так много, этих глаз, что к середине пути ком в горле и слезы уже было не остановить.
Круг жизни.
Сначала ты получаешь. Потом наступает твое время отдавать. Чем больше получаешь, тем больше готовность отдавать. Чем больше отдаешь, тем больше возвращается.
Необратимый закон Вселенной.
Простой, как и всё в ней.
Я уже не сдерживала слез. Мои спутники были далеко впереди и меня увидеть не могли – долой маску. Прочь бетонная плита, которой я прикрывалась долгие десятилетия. Мне плевать, кто и что обо мне подумает. Я – размазня. Я буду идти и реветь. И знаете что? Я имею на это право!

…Я продолжала встречать глаза и лица… Смотреть в весело убегающие вниз спины тех, кто, так же как и мы, летел уже с горы домой, окрыленный и счастливый. И думала о том, что это невыносимо.
Это невыносимо – такое количество любви.
Оно не помещалось ни в моей груди, ни во всем моем теле, ни в пространстве вокруг меня.
Её было невыносимо много.
Именно невыносимо много.
Вам кажется странным, что любви может быть невыносимо много? Ведь нам всегда кажется, что любовь – это так хорошо, это что-то с чем легко, светло, радостно. Да, наверное так и есть… Но…я не знаю. Я правда не знаю. Может, мы что-то недопоняли в этом, в любви? Или у нас нет к ней привычки? Или мы имеем ввиду что-то другое, какую-то совсем другую любовь.
Потому что та любовь, о которой говорю я, это совсем не то. Не то и не так. Это не ромашки и лютики, не поле с золотыми колосками, по которому ты идешь, такая вся счастливая, красивая, сияющая, улыбающаяся, в длинном белом платье, с венком из васильков на голове, и всех любишь. Это не тот восторженный экстаз «влюбленности в весь мир», который иногда случается с нами. Эта любовь — онадругая. Она другая, она отовсюду и везде. Нет, она не только в твоем сердце или в твоей душе. Потому что там слишком мало места. Она в твоих мышцах, крови и костях. Меня распирало, распирало грудь, ребра, голову. Распирало руки и ноги… Мне было тяжело дышать. Но не по причине одышки или усталости — их уже не было. А потому что то, что навалилось на меня сейчас, было огромным, мощным и тяжелым. Не большим, а огромным, гигантским. Всепоглощающим. И вынести это было невозможно. Под этой тяжестью даже невозможно было плакать — ком бился в груди и горле, но не мог прорваться сквозь придавившую его тяжесть. Это было похоже на то, как готовится к извержению вулкан — внутри все бурлит, огромная сила и мощь, но она еще не может прорваться сквозь плотные слои земли.

Это невозможно было ни выдержать, ни осознать. И я молилась о том, чтобы это поскорее закончилось. Это правда.

Я шла и думала только об одном: каких размеров сердце должно быть у тех Великих Святых, у тех Учителей, которые носят эту любовь постоянно? Как они ее выдерживают? Как вообще это может выдержать человек?
Это невозможно было ни выдержать, ни осознать.
Как же невообразимо ничтожен наш ум, силящийся «пропустить» через свои жернова то, что не поддается никакому интеллектуальному пониманию. Как мы малы по сравнению с тем большим, что нас создало и чему мы подчинены, но никак не хотим с этим смириться.
И как долог еще наш Путь.
…Для меня эта дорога стала Дорогой Любви.